Аромат желания - Страница 57

– Да так… просто это она одна из первых забила в колокола, вызвалась помочь в расследовании убийства, и это именно она представила Лизе список окружения Любы. Но, поверьте, вас, вот всех тех, кого вы мне сегодня назвали, там нет. Зато есть Икорников Владимир Кондратьевич и Орлов Максим Петрович.

– Надо же… Да, это большие люди в областном масштабе, и они на самом деле работали в одной связке с Мишей, но после его смерти они забыли про Любу, можете мне поверить. Хотя… Я знаю, что они сейчас занимаются ее предстоящими похоронами… Но это так, для очистки совести, не больше. И никогда близкими друзьями Любы они не были. Василиса же назвала их исключительно для того, чтобы насолить им, чтобы во время следствия им потрепали нервы.

– Скажите, Светлана, а вся эта история про студентов? Благотворительные вечера…

– А… Вы и про это знаете? Что ж, не стану скрывать, это было. Развлекалась Любаша… Ошибки совершала, а кто их не совершает? Но если вы клоните к тому, что один из них и был этим самым «поэтом»… нет и еще раз нет. Студенты – совсем молоденькие мальчишки, а «поэту», по словам Лили, было далеко за тридцать.

ГЛАВА 23

Она приехала на дачу трехчасовой электричкой, шла долго, утопая резиновыми ботами в жидкой грязи проселочной дороги, и дождевые редкие капли, сливаясь с катящимися по бледным щекам слезами, разбивались о грубую прорезиненную материю дождевика. Три часа, а как темно, и небо стало ниже, фиолетовые тяжелые тучи того и гляди раздавят, прижмут к земле.

От остановки до дачного участка, расположенного недалеко от большой деревни, двадцать минут ходу. Она шла, стараясь не замечать мокнущих по обе стороны дороги кустов дикой смородины, зарослей шиповника, желтоватых переплетенных ветвей старых гигантских ив. Иногда ей казалось, что она не касается земли, что все то, что с ней происходит вот уже несколько лет, – тяжелый затяжной болезненный сон, и она сама – без плоти и крови, а потому и все вокруг тоже такое – фантастически прозрачное, сотканное из плотного воздуха и раскрашенное серыми, черными и зелеными красками. Она не могла вспомнить, когда последний раз замечала вокруг себя все то прекрасное, на что обыкновенно обращают внимание счастливые люди: небо, солнце, цветы, лица людей, звезды… Поэтому небо давило, дождь напоминал ей слезы, ветер – душевные муки, гроза же была предвестником беды или смерти…

Она шагала, высоко поднимая ноги и приминая ботами сухую острую траву, хлюпая по болотистым лужам, и старалась не думать о том, что происходило, происходит и еще много раз будет происходить с ее сыном.

«Он не ведает, что творит, его надо остановить. Господи, дай мне силы, чтобы его остановить… Подскажи мне слова, которые образумили бы его! И прости меня, Господи, за то, что я сделала с бедной девочкой. Я не хотела смерти, я лишь хотела остановить его, убедить его в том, что его тоже любят…»

Она спустилась с зеленого холма вниз, к деревне, пересекла широкую, посыпанную щебнем дорогу, бетонный мостик через высохшее русло реки, поднялась по гладкой, мокрой от мелкого дождя дороге до перекрестка и свернула в узкий проулок дачного поселка. В ноябре этот поселок выглядел вымершим, пустым, унылым. Все домишки были заперты, заколочены, на воротах и калитках висели замки. Некогда пышные сады сейчас смотрелись вереницей голых, скелетообразных деревьев. Серый пейзаж изредка разбавляла сочная, свежая зелень елок.

Женщина остановилась перед калиткой, легко открыла ее и по узкой каменной тропинке направилась к одноэтажному, выложенному из красного кирпича дому. Добротный, с новыми окнами и высоким крыльцом, он смотрелся настоящим жилым домом.

Женщина достала из кармана ключ, открыла дом, вошла и вздохнула, вспомнив, что электричество в поселке с наступлением осени отключают, а потому ей снова придется топить камин, чтобы наполнить теплом кухню и прилегающие к ней комнаты. А ужин придется готовить на газовой печке.

Ее гостья должна появиться здесь в пять часов, то есть прибыть на следующей электричке. К этому времени уже сварится картошка и можно будет заваривать чай.

К картошке была припасена ветчина и баночка с солеными помидорами. А к чаю – домашние пирожки с вишней.

Но сначала – камин. Несколько клочков картона, на них – пирамидку из тонких сухих щепок, сверху – пару смятых коробок из-под печенья и одно полено. Чиркнула спичкой, картон загорелся, огонь охватил щепки, добрался до коробки… И вот уже в камине заполыхал настоящий, жаркий огонь. Минут через пять можно будет подложить еще парочку сухих поленьев.

Она поставила на стол большую керосиновую лампу, и вся кухня, которая по большому счету служила столовой и вообще главным местом обитания, заиграла теплыми, желто-оранжевыми бликами.

Гостья пришла ровно в половине шестого. Она не стучала, вошла в дом, как входят близкие люди. Женщины обнялись.

– У меня плохие новости… – начала она, но хозяйка мягко положила ей руку на плечо и проговорила сдавленно:

– Я все знаю. Мы опоздали. Просчитались.

– Господи, помилуй. – Гостья перекрестилась.

– Ты не суетись, раздевайся, садись поближе к огню, грейся. Картошка готова.

– Я тут курицу запекла.

– Не надо было! Я же сказала – у меня все есть!

– Ну не могу я с пустыми руками.

– Глупости. Мы что, чужие люди?

– Он перед Олей женщину убил. Любовь Горохову. Миллионершу. Не понимаю, что у него с ней-то было общего. Не понимаю… Вдовица, не так давно мужа схоронила, убили его, кажется…

– Сама ничего не понимаю… Мой руки, в рукомойнике есть вода, мыло знаешь где и полотенце. Давай сядем, посидим немного, поедим, выпьем, а потом уже и думать будем, что нам дальше делать.