– Что она хотела от вас?
– Она посвятила меня в свою правду. Она попросила, чтобы мы с Юрой обеспечили алиби Жене, если его вычислят, схватят… Представьте, что со мной тогда творилось, – ведь Женя убил дочку моей подруги, Лены Вершининой.
– И вы согласились?
– У нее в Саратове была квартира, которую она переоформила на меня. Причем сделала это быстро, привела адвоката с документами, я что-то подписала… Вернее, все не так, конечно, было. Я отлично понимала, что делаю. Я позволила ей купить наше с Юрой молчание… Но я не предполагала, что будет продолжение…
– И вас не насторожило, что она расплатилась целой квартирой?
– Я успокаивала себя тем, что она делает это не для меня, а для себя, для того чтобы обезопасить прежде всего себя. Свой бизнес. Мало ли что, а так, квартиры у нее вроде бы и нет. Она и жила там всего некоторое время. И я там останавливалась, когда приезжала в Саратов. Но все получилось так, как получилось. Она купила мое молчание и покупала потом снова и снова…
– Вы переехали с ней в Балашов?
– Нет. Никуда я не переезжала. Но стала ее самым близким человеком, с которым она могла обсуждать свои дела, свою беду. Мы встречались с ней в таких местах, где нас никто не мог услышать, и она изливала мне душу. Она страдала, а вместе с ней страдала и я. И я уже была не рада тому, что помогаю ей… Понятное дело, что я была для нее чем-то вроде жилетки, в которую всегда можно поплакаться, и, одновременно, могла в любую минуту выступить в роли свидетеля, если Жене понадобится алиби. Кроме того, я выполняла различные ее поручения… Встречалась, к примеру, с Лилей, представившись его матерью… Звонила ей, Лиле этой, с телефонов-автоматов, чтобы меня не вычислили…
– Зачем вам понадобилось скрывать, что ваш сын не живет с вашей снохой?
– Я уже объясняла. Исключительно для того, чтобы никому и в голову не пришло, что с моим сыном что-то не в порядке… Да, у него тяжелый характер, с ним трудно жить, но он не маньяк и не убийца… Мне не хотелось привлекать ваше внимание к моему Юре. Да я и не предполагала, что вы так плотно займетесь моей персоной…
– Кому в голову пришла мысль натравить Женю на Ольгу? Зачем вы это сделали?
– Думаю, что мне… Прости меня, Оля. Аля позвонила мне и сказала, что у него снова этот приступ… Что он точно куда-то собирается, мы подумали еще тогда, что к Лиле, к девушке, к которой он успел привязаться. Мы хотели его остановить, внушить ему мысль, что есть девушка, которая его любит, страдает от любви к нему и хочет от него ребенка…
– В это невозможно поверить! Зачем вам это понадобилось? Неужели его нельзя было просто-напросто запереть, и все?! – воскликнула Ольга. – Какой смысл был отправлять его в мою спальню?
– Он убивал только тех, кто отвергал его. А ему хотелось, чтобы его любили. Мы хотели приглушить его агрессию, убедить его в том, что его любят…
– Вы усыпили меня, открыли ему дверь, впустили его, как зверя… Он же бил меня по лицу!
– Он хотел, чтобы ты проснулась, он хотел, чтобы ты сама сказала ему, что любишь его…
– Я понимаю мать, у нее крыша поехала от любви к сыну. Но вы-то, Лидия Александровна? Вам не жалко было меня? Вы подумали о том, что меня оплодотворит сумасшедший?.. Или вы это делали ради денег? Она платила вам?
– Она всегда платила мне… – По лицу Наполовой градом стекал пот, само лицо стало красным. – Да я и жила на эти деньги. Я прислуживала ей всю жизнь! Мой сын только сейчас стал высылать Кате деньги, а до этого он был бедным… Я же не могла допустить, чтобы моя внучка нуждалась. Да и Катю я очень люблю. Ее муж Федор хоть и неплохой парень, но зарабатывать не умеет. Вы же были в их доме, видели, как они скромно живут. И это при том, что я постоянно отправляла им деньги и посылки. Я убиралась у Али дома, помогала ей работать на даче, я всегда была рядом с ней… А она платила мне. Она отдаст мне деньги – и успокоится. Вроде бы все нормально. А что у меня на душе творится, разве она знала? К тому же вы только не подумайте, что я черствая и бездушная какая. Нет, просто я столько раз представляла себе, что Женя – мой сын. Спрашивала себя: а что бы я сама стала делать, если бы у меня была такая беда? И знаете, что я себе же отвечала? Что, скорее всего, поступала бы так же, как и Аля. И что своего Юрочку никогда бы не выдала. И если бы у меня были деньги, так же платила бы за молчание, за сочувствие, за поддержку… Человек слаб, ему необходимо выговориться, ему нужен близкий человек… Ты пойми, Олечка, мы хотели предотвратить убийство Лили Самарцевой, понимаешь? Решение принималось в суете, мы волновались, мы не знали, что делать… Я сказал первое, что мне пришло в голову.
– И где он сейчас? – спросила Лиза. – Вы знаете?
– Да. Знаю. В психиатрической клинике. Алин друг помог ей его туда определить. К сожалению, она обратилась к нему за помощью очень поздно… Он сказал, что мальчику можно было бы помочь еще тогда, в подростковом возрасте. Теперь решайте, что с нами делать. На суде я буду молчать. И если представится возможность, помогу Але. Она несчастный человек… Вам не понять. И не дай бог кому больных детей… Пусть лучше безрукий и безногий, но только чтоб с мозгами дружил.
– Куда она отправилась? – спросила Лиза, имея в виду Панину.
– Она просила меня передать тебе, Оля, что она готова заплатить тебе за причиненное зло…
– Так куда она отправилась? – повторила Лиза.
– Она собирается переехать в Аткарск, к своему другу… Да и клиника там рядом. Думает, что сможет навещать Женю… А свою квартиру хочет отдать тебе, Оля.
– Мне? Вы что, все с ума посходили? Действительно думаете, что можно вот так вывалять в грязи человека, а потом расплатиться квартирой? Лиза, ты тоже так думаешь?